Натан зашел в синагогу, занял обычное место у окна и начал привычно бормотать текст молитвы.
Его отец, стоящий слева, вдруг вздрогнул и посмотрел на него с недоумением. После чего поднес молитвенник к его глазам и показал на благословение, которое Натан пропустил. Натан не только пропустил это благословение в этот раз, он вообще его видел впервые и смысл слов, читаемых им, ускользал и расстворялся и Натан не мог пробиться куда-то на поверхность, куда-то вне сна, туда, где нет болота незнакомых слов, где есть улыбки и клекот голубя за окном.
С тех пор подобное повторялось неоднократно. Незнакомые и знакомые люди указывали ему на пропущенные благословения в молитвах, выученных наизусть много лет назад.
Он пытался возражать, он точно помнил, что в молитве "Восемнадцать благословений" ровно девятнадцать благословений, что не может там быть двадцатой, это не логично. Люди в ответ улыбались и говорили, что ничего, что он выучит, поначалу всегда трудно.
Он пытался сказать, что между благословением "сотворивший плод лозы" и глотком вина не должно быть больше никаких слов, ему говорили в ответ, что вот же, что как же, ну тут же все понятно.
Присутствие благословения, ускользающего от него, но очевидного для всех, чувствовалось постоянно.
Натан решил перестать молиться. Это не помогло. Милая пятилетняя девочка подошла к нему на улице и сказала что-то важное и непонятное, похожее одновременно на редкое арамейское слово и на слово "папа". И ее слова благоухали тем самым благословением.
Когда Натан умирал, он наконец-то различил каждое слово в благословении, которое оказалось вставлено и в псалмы, которые читал сидящий рядом с кроватью его сын. И улыбнулся тому, что теперь это стало ненужным.